Мне, русскому солдату, забытому Богом и Родиной, совершенно случайно попал в руки ваш журнал № 33. Особенно заинтересовали письмо «Помочь солдату на войне» в рубрике «Глас народа» и очерк Эдуарда Лимонова «Братва вокруг князя Лазаря...» о сербском полевом командире по кличке Аркан.
Особенно приятно узнать, что «Огонек» занимается благотворительными акциями для солдат второй чеченской кампании. В мою бытность, во время первой чеченской войны, с подобной акцией в Ханкале побывала только «ДДТ» с Ю. Шевчуком. На этом вся поддержка войск, ведущих тяжелые бои, заканчивалась.
Вот типичный пример первой чеченской войны. 30 мая 1996 года, в горах над Бамутом. Спецназ. Разведрота. Нагрузившись, как ишаки, боеприпасами, группа из 15 человек уходит на разведвыход в горы. У каждого по две банки сгущенки, фляжка воды.
«Прогулка» рассчитывалась на сутки, по завершении нас должны забрать «вертушки». Поначалу нам повезло — нашли склад оружия и боеприпасов, все это добро подняли в воздух. «Нохчи» на нас обиделись и «сели на хвост». Немного оторвавшись от преследования, мы заняли небольшую голую скалу и по рации запросили эвакуацию. «Держитесь, орлы, скоро прилетим!» «Скоро» продолжалось шесть дней. Без еды, без воды.
Чечены подтянули минометы. Спрятаться в камнях негде. К утру 4 июня на автомат осталось по 2 рожка патронов, готовим гранаты для самоподрыва — плен никому не улыбается. Днем пришли «вертушки». Потом «Ми-24» отгоняли от скалы «нохчей», одна «восьмерка» зависла в центре над камнями. В нее-то и покидали живых и мертвых. Дай Бог здоровья экипажу этого «Ми-8»!
В августе мне не повезло: в 10 — 15 метрах упал заряд «Шмеля». Из ушей, носа, горла идет кровь, куда-то ползу, дальше тьма... Очнулся через 9 дней в госпитале Моздока. Ходить начал только через 2 месяца. Как результат контузии — инвалидность II группы, жуткая головная боль, начала развиваться эпилепсия. Все что нужно для счастья в 22 года!
Спасибо друзьям — не бросили! За год болезни друзьям мои припадки надоели, и меня отвезли в Серафимо-Дивеевский монастырь. Там надо мной читали молитвы, вы не поверите, но эпилепсия стала исчезать: приступы короче, затем и вовсе прекратились. Но головная боль не отступала.
24 марта 1999 года НАТО начала бомбить Сербию. Я не выдержал и в начале апреля был уже в Белграде. Три дня на получение формы, пристрелку оружия — и вперед! Сербско-албанская граница. Застава «Кошары». Самое поганое место во всем Косово — русские добровольцы подтвердят мои слова.
Сербская чета (рота), укомплектованная только добровольцами, до нашего прибытия понесла тяжелые потери — до 50%, и прибытие пополнения, а с ним и четырех русских, стало праздником. Нам выделили участок на 200 м впереди сербских позиций — авангард! За две ночи вырыли окопы и блиндаж.
Через несколько дней шиптары (албанцы) узнали, что перед ними русские, и было все: и ежедневный минометный обстрел, и бомбежка кассетными бомбами, и снайперы... Но опыт русских сказался (до этого воевали кто в Афгане, кто в Боснии, кто в Чечне), и потери сербов практически свелись к нулю.
Нам этого мало — мы решили уничтожить минометную батарею шиптаров. На это решился только один серб, он пошел проводником. Акция прошла успешно, мы принесли 25 АКМ китайского производства и 5 М-16.
Угадайте, у кого взяли М-16? Правильно, у «миротворцев», которые обучали «делу мира» албанских террористов, больше учить они никого не будут. Эти наши действия командование USA Army не одобрило и не пожалело для нас ракет с урановой начинкой.
Через четыре дня после ракетного обстрела наше состояние было настолько плохое, что нас (русских) перебросили в Белград в Военно-медицинскую академию (ВМА), это было в начале июня. Сколько мы подхватили облучения, никто не знает.
В госпитале мы познакомились с Арканом, наш командир роты капитан Милош — старый знакомый Аркана, они вместе воевали в Боснии. Милош передал о нас Аркану, и тот заявился со свитой к нам в гости. С тех пор в палате были овощи и фрукты. Из ВМА нас отпустили только в конце сентября, и то по нашей настоятельной просьбе.
Вот что я хочу сказать, прочитав ваш журнал. Помочь солдату на войне надо, но еще важнее помочь солдату после войны. Война меняет душу. Каким бы ни был человек, пройдя через смерть и страдания, он становится другим. Боевой стресс забыть невозможно, он возвращает солдата в бой в любой ситуации, особенно если происходит несправедливость...
Не случайно громадное количество ветеранов Афганистана и Чечни находится в «зоне». Адаптироваться в мирной жизни без посторонней помощи невозможно, по себе знаю. Вот и идут парни в криминал, кто-то пьет, кто-то «сел» на наркотики, а многие готовы вернуться обратно на войну. Почему? Там все было настоящим. Радость была радостью. Горе — горем.
Мужество было мужеством. Предательство — предательством. Предательство пережить особенно трудно. Любите своих солдат, это все, что вы можете для них сделать... Все, чего я хочу, — снова оказаться в России, пусть в «зоне», но среди россиян.
Помолитесь за души православных воинов Милоша, Дарко, Владислава и Константина (это мое православное имя), мы надеемся только на Бога, больше не на кого. И, если повезет, еще послужим земле Русской.
И последнее. Не удивлюсь, если война в Чечне продолжается, поэтому: «Братки! Удачи и возвращайтесь домой живыми!»
Эдуард Димсаков. г. Печ, Венгрия.
P.S.: Вот такое письмо пришло в редакцию журнала «Огонек». Ясно одно — война искалечила души многих наших молодых ребят, приучила к смертям, к запаху крови и пороха. Неоправданный риск — покрепче адреналина — настолько вошел в их сердца, что они готовы в любой ситуации взяться за оружие. А это страшно.
Полковник Сергей ТЮТЮННИК.
Журнал "Огонёк" №7 от 18.02.2001, стр. 9
https://www.kommersant.ru/doc/2288498?query
Комментариев нет:
Отправить комментарий