воскресенье, 21 октября 2018 г.

Война меняет душу. Про адаптацию бойцов к мирной жизни.


— Больше пяти тысяч военнослужащих, принимавших участие в боевых действиях в Чечне прошли у нас диагностику, — заявила старший лейтенант Ирина Горбачева, начальник 625-го центра психологической помощи и реабилитации СКВО. — В корректировке поведения нуждаются большинство из них. Некоторых нельзя пускать в бой, некоторых — в мирную жизнь...

Ирина Горбачева говорит со знанием дела. И примеров, подтверждающих ее мнение, немало. Вот несколько из ряда вон выходящих.

Офицер в Чечне пошел проверять караул. Увидел, что часовой допустил небольшое нарушение уставных требований, и сделал ему замечание. Тот в ответ лениво послал командира подальше.

— Что?! — возмутился офицер. — Да я тебя!..

Договорить не успел. Солдат застрелил его. Никаких конфликтов до этого между ними не было. Бойца «отморозком» в коллективе не считали.

Случай второй. Прапорщик-разведчик носил для удобства «работы» чеченский головной убор, называемый «пес». Это нарушение формы начальство ему прощало, учитывая специфику службы. Но шапка не понравилась другому прапорщику.

— Что ты нацепил на себя эту «басурманку»? — последовал однажды вопрос.

— А твое какое дело?! — ответил разведчик.

— Да, в общем-то, никакое, — и недовольный «псом» прапорщик выстрелил в товарища...

Потрясает в этих примерах ничтожность повода, беспричинность гибели молодых, полных сил людей от рук своих сослуживцев. Причем трезвых, что немаловажно в данных ситуациях. Однако на самом деле причина есть. И кроется она в психологическом сдвиге, вызванном войной. 

В боевой обстановке люди привыкают конфликты разрешать нажатием курка. Потому что цена человеческой жизни падает. На войне молодой человек вдруг узнает, что за убийство другого человека (врага) не только не будут карать, но еще и медаль дадут за доблесть. Далеко не всякий такое состояние умудряется «переварить». Психические потери здесь неизбежны.

Это давно известно военным психологам. Еще Бенджамен Колодзин (США), всерьез занимавшийся «вьетнамским синдромом» американских солдат, изучал и систематизировал последствия войны. Его выводы и методика теперь успешно осваиваются нашими специалистами. И слава богу!

Ведь до недавнего времени о «военном синдроме» вообще не говорили всерьез. А о системной психологической помощи участникам войн и локальных конфликтов и речи не могло быть.

Теперь же, пожалуйста: в Чечне на сегодняшний день в каждом (!) полку есть пункт психологической помощи и реабилитации, почти укомплектованы штаты специалистов, командование прислушивается к их рекомендациям. Хотя еще год назад военное начальство отмахивалось от психологов.

И то, что Герой России, герой штурма Грозного генерал-лейтенант Владимир Булгаков ринулся расчищать военные завалы в солдатских душах с помощью создаваемого им реабилитационного центра, — сродни очищению Гераклом авгиевых конюшен.

Одновременно сотня ветеранов нашей последней войны смогут получить здесь помощь военных психологов. Это немало, учитывая, что раньше не было вообще ничего подобного. Если не считать облезлой палатки в полку, затерянном среди чеченских холмов.

В палатке, в перерывах между боями, к примеру, затруднительно моделировать эмоции. Что необходимо тем, кто ловит кайф от войны. Кстати, очень много контрактников в Чечне из числа солдат-срочников еще первой чеченской кампании. Втянулись. Адреналин боя приносит им удовольствие.

Психологи утверждают: наши эмоции — следствие биохимических процессов. Война — своего рода адреналиновая наркомания. «Есть упоение в бою... у темной бездны на краю»... — это не поэзия, а биохимия.

«Рисковые мужики» — они не потому рисковые, что опасности не боятся, а потому, что «в кайф», как сигарета курильщику. Вот и идет речь о моделировании положительных эмоций: у наркологов — чтоб клиенты не пили и не кололись, у военных психологов — чтобы солдаты из разведрот в банды после дембеля не пошли.

Своеобразная система психологических «фильтров» позволила бы на переходе из армии в гражданскую жизнь отсеять из «нервного нутра» фронтовиков агрессивность, пренебрежение к человеческой жизни и т.д. и т.п.

Необходимость такого «фильтра» доказал эксперимент, проведенный не так давно с увольняемыми в запас из Чечни солдатами. Целую группу отправили не сразу домой, а для начала — в военный санаторий. Работа военных психологов почти сняла «военный синдром».

Родители получили детей адаптированными к мирной жизни. Вот такая предыстория у отделения реабилитационного центра, создаваемого генералом Булгаковым на донском плацдарме.

В решении этой задачи радует и настрой нашего общества. К примеру, Санкт-Петербургский институт психотерапии и консультирования («Гармония») во главе с директором Татьяной Ивановной Михайловой реализует программу по подготовке специалистов в области психологической помощи людям с травматическими и посттравматическими расстройствами. 

На юге России в Ростове-на-Дону в программе участвуют 45 психологов из различных регионов (Дагестан, Ставрополье, Кубань...). Среди этих 45 всего четверо из 625-го центра психологической помощи и реабилитации СКВО. 

В основном занимаются гражданские специалисты. Однако на острие внимания — «военный синдром». Психологов учат работать с родителями солдат, в программе участвуют и солдатские матери.

В общем, есть встречное движение (армия — гражданское общество), просматривается уже целая система преодоления психологических последствий войны.

Полковник Сергей ТЮТЮННИК.

Журнал "Огонёк" №7 от 18.02.2001, стр. 9

https://www.kommersant.ru/doc/2288498?query

Комментариев нет:

Отправить комментарий