— Александр Анатольевич, Вы — кандидат наук, ученый, до войны были доцентом в университете. Почему Вы пошли на фронт добровольцем и стали армейским психологом? Зачем одели военную форму?
— Думаю, причин, по крайней мере, две:
Во-первых, не пойти я просто не мог. Тогда общее состояние патриотизма буквально накрыло всю страну, в том числе и меня...
Во-вторых, это научный интерес исследовать психологию человека, находящегося в кризисных условиях войны и найти способы психологической работы с ним. Ведь моя предыдущая научная и практическая работа в течение почти двадцати лет была связана именно с этим. Хотелось получить материалы проверки своих гипотез на войне.
— Чем занимается психолог на войне? В обывательском представлении военный психолог — это тот, кто учит бойцов «правильно дышать» (антистрессовым методикам). И дает им «выговориться» после боя.
Другое мнение, что психолог — то же самое, что и «замполит». Он должен обеспечивать высокое морально-психологическое состояние военнослужащих. Соответствует ли это реальности?
— Чем конкретно должен заниматься психолог в армии, тем более, в воюющей, тогда толком никто не знал. Да и сейчас ситуация не на много лучше. Прежде всего, потому, что «война» по своей психологической сущности для украинских бойцов оказалась совсем иной, чем это представлялось в зарубежной литературе.
Ведь собственного военного опыта у нас практически не было. А «импортные» методики, отражающие то, о чем Вы говорите, больше подходили армиям, воюющим на чужой территории с главным мотивом у бойца — «убивать» (убей первым, иначе убьют тебя).
Мы же воевали с ведущим мотивом — «защищать». А это совсем разные психологические содержания. У нас это были больше этические и духовные ценности, куда военная психология пока не добралась.
Вот представьте, бойцу, у которого болит душа, предлагают «правильно подышать», сделать какие-то упражнения, уклоняясь от каких бы то ни было личных, «душевных» вопросов.
Или же когда о боевом стрессе рассказывает психолог, практически не имеющий о нем (стрессе) четкого представления бойцу, который такой стресс сам переживал и не раз. В такие моменты я читал в глазах ребят — «девочка, о чем ты хочешь мне рассказать…»
Об обеспечении «высокого морально-психологического состояния» я вообще не говорю.
Оно у бойцов и так было на высоком уровне. Здесь больше вопросов было к командованию, особенно высшему, которое своими непонятными в морально-этическом отношении решениями как раз и снижало морально-психологическое состояние бойцов...
Вот как раз с последним мне, как военному психологу боевой бригады, чаще всего приходилось сталкиваться в работе с бойцами. Их аргумент «нас сдают» корректно отпарировать было очень сложно. Да еще чтобы после этого они пошли в бой за тех, кто «сдает».
На фото рабочий кабинет военного психолога.
Касаемо «замполитов» и подмены ими психолога — это отдельная большая тема и проблема. Тут сплошные противоречия.
К примеру, ВУС «замполита» в армии соответствует офицеру-психологу. Но, практически, ничего из того, что указано в служебных обязанностях, он выполнять не в состоянии, просто не знает как и не умеет это делать.
Я все это делал через «не могу». И это оказалось тяжелее, чем воевать, поскольку профессиональная психологическая работа во многом противоречит тому, что привык делать «замполит». Если грубо, то военный психолог — это антизамполит.
— Какие сложности и проблемы ждут психолога, который работает на передовой? В личностном, профессиональном плане. С чем Вам пришлось столкнуться как специалисту?
— Скажу сразу. То, как сейчас обучают военных психологов (я сейчас веду практические занятия с ними в военном институте) и то, с чем им придется сталкиваться в реальных условиях — это разные миры, которые почти не пересекаются.
В личностном плане — главное, иметь опыт участия в боевых действиях или хотя бы иметь представление об этом. Все остальное, как говорится, приложится. На войне — сначала смотрели на личность, какой ты человек, а уже потом на то, какой ты специалист.
В профессиональном плане — я бы советовал не столько увлекаться «импортными» методиками и оглядываться на «зарубежный опыт» (скажем прямо, он себя на войне не оправдал), а лучше изучать и нарабатывать собственный.
На войне мне пришлось переосмыслить практически все и с порога отказаться от ненужного груза «импортных» методик и даже многих положений этического кодекса психолога, составленного для кабинетных комфортных условий. На войне все иначе, там кризисные условия — а это иная психология.
Главное, что приобрел — опыт выживания военного психолога в условиях боевых действий.
Продолжение следует.
Комментариев нет:
Отправить комментарий