Доктор Да Коста в своей основополагающей работе отмечал, что «синдром раздраженного сердца» встречается и в мирное время у гражданского населения.
Сейчас, спустя почти полтора века, то же самое пишут про ПТСР, включая «вьетнамский синдром», «афганский», «синдром Залива», «чеченский», «карабахский» и все остальные «военные синдромы».
Они могут возникнуть у любого человека, испытавшего жестокость и насилие в повседневной жизни, пережившего ужас техногенных и природных катастроф, и даже у свидетелей всего этого.
Просто во время войны больше поводов для ПТСР, которые случаются там практически постоянно.
В последние годы наряду с описанием новых «военных синдромов» идет размывание старых.
Сначала ученые Калифорнийского университета предложили довольно прозаическое объяснение причины «синдрома Залива» у американских военнослужащих.
Мол, они просто отравились, причем отрав было две: первая — инсектициды, которыми от комаров и прочих насекомых пропитывали их обмундирование и палатки, вторая — передозировка препарата бромида пиридостигмина, который давали солдатам для профилактики возможного отравления иракскими нервно-паралитическими БОВ зарином и зоманом.
А три года назад ученые Джорджтаунского университета нашли у жертв «синдрома Залива» «три набора молекул, которые стабильно производит мозг пациентов, страдающих от синдрома хронической усталости».
«Эта новость, несомненно, обрадует их носителей, которым часто говорят, что этих болезней не существует и что у них есть проблемы психического характера»,— заявил один из авторов исследования Джеймс Баранюк.
Ну как тут не обрадоваться!
Ведь что сказал доктор Баранюк: «Ты, голубчик, просто устал, воюя с Саддамом Хусейном, но не расстраивайся, таких же усталых вокруг тебя много и дома без всякого Хусейна».
В нашей стране военная медицина прошла, по сути, мимо синдрома Да Косты.
В научной литературе его отмечали, например, в работе А. И. Озерецковского «Об истерии в войсках» (1891), где упоминались проблемы с сердцем нервного характера.
Но практическая военная медицина сразу сконцентрировалась на психике солдата на войне.
Первые психиатрические отделения в военных госпиталях появились вскоре после Крымской войны, а во время Русско-японской войны (1904–1905) такие отделения уже были в полевых и прифронтовых госпиталях, в действующей армии появились штатные психоневрологи.
Тогда же, кстати, впервые в русской военной медицине официально появилось понятие контузии, сочетавшей физическую и психическую травматизацию.
Но упоминаний о сердечных расстройствах, ассоциированных с участием в боевых действиях, в «Руководстве для ротных фельдшеров и фельдшерских учеников» 1916 года не было.
Зато в отчетах военно-медицинской службы о потерях появилась графа «психологические потери».
Они были достаточно велики: например, на воронежском эвакопункте они диагностировались в 41,5% случаев, на Северном фронте — в 36,2%.
В петроградских лазаретах у 70% офицеров и 19% солдат отмечались неврозоподобные состояния.
Почему была такая разница между офицерами и солдатами, военно-медицинская наука того времени умалчивает.
Вероятно, дело было не в более тонкой душевной организации «их благородий» по сравнению с нижними чинами, а в сословном подходе к пациентам.
В русской армии он практиковался по умолчанию, но в австрийской в те же годы в приказе об ужесточении терапии военных неврозов прямо было предписано с офицерами обращаться гуманнее.
К началу Великой Отечественной войны в Красной армии возник острый дефицит военных врачей-психиатров, отсутствовали и специализированные лечебные психоневрологические учреждения.
Причина понятная: в 1930-е годы высшему армейскому руководству было очевидно, что в Красной армии психических заболеваний нет и быть не должно, а если они появляются, то это симуляция и «невротиков-военнослужащих» надлежало привлекать к дисциплинарной и даже уголовной ответственности.
Поэтому с первых дней войны пришлось спешно создавать неврологические («невропсихиатрические») отделения военных госпиталей и специализированные госпитали для контуженных.
Это дало результат: из стационаров для контуженных военнослужащие через 10–14 дней возвращались в строй, правда, не все, примерно половину приходилось снимать с воинского учета и отправлять домой.
Солдат, сошедших с ума в житейском понимании этого состояния, было сравнительно немного — 4,3% от диагностированных с нервными и психическими заболеваниями.
В основном фронтовыми психоневрологами диагностировались обратимые (при соответствующем лечении) неврозы и психозы.
Интересно, что традиционно описываемые до войны как «весьма распространенные» алкогольные психозы составляли в годы войны ничтожно малую величину (менее 1%) в структуре общей психической заболеваемости, причем и на фронте, и в тылу.
Но недостаток психоневрологической помощи ощущался на фронтах той войны до ее конца.
Сейчас, судя по незатихающей стрельбе по сослуживцам в психопатических припадках, он перманентно ощущается и в невоюющей армии.
Что же касается синдрома Да Косты, то его давным-давно разобрали на составные части, найдя для каждой из них свои психогенные причины.
Сейчас он под номером F45.3 числится в Международной классификации болезней 10-го пересмотра (МКБ-10) среди других соматоформных дисфункций вегетативной нервной системы вместе с кардиальным неврозом, гастероневрозом и психогенными формами кашля, икоты, диареи и, стыдно даже говорить, метеоризма.
Лечение синдрома начинают с убеждения пациента в безопасности его симптомов для жизни и назначения антидепрессантов, успокоительных, витаминов группы В.
С точки зрения современной научной медицины в МКБ-10, наверное, все правильно. Смущает только одно.
Во многих городах нашей страны есть воинские мемориальные кладбища, где покоятся погибшие на войне солдаты и командиры и умершие после войны военачальники.
Так вот, там нельзя не заметить памятников над могилами конца 1940-х — начала 1950-х годов, под которыми лежат 30–40-летние полковники и генералы, потому что там их много.
Судя по их должностям, да и по фотографиям, у кого они есть на памятниках, они явно не страдали нервными и психогенными расстройствами, но совершенно ясно, что сердце у них остановилось в мирное время из-за войны.
Их могилы — только верхушка айсберга. Можно представить себе, сколько сердец останавливается у рядовых, сержантов и офицеров во время и после войн, пусть даже по разным причинам.
Но такой «синдром сердца солдата» не описан и не изучен учеными: для науки он слишком умозрительный.
Ася Петухова.
Комментариев нет:
Отправить комментарий