Зачем в "красной зоне" ковид-госпиталя работает психолог – и как она справляется.
"Спрашивают у меня пациенты, будет ли все хорошо?
Конечно, – отвечаю.
Нужно верить, давать отпор болезни и не опускать руки".
Юлия Семёновна Мохова – клинический психолог.
В Петербурге она одна из немногих, кто работает с пациентами непосредственно в "красной зоне" – в пятом павильоне временного госпиталя "Ленэкспо".
Корреспондент Настоящего Времени Артём Лешко поговорил с Юлией Семеновной о страхе смерти и тревоге пациентов, о выгорании и недоверии врачей, а также о положении психологов в медицинской системе.
"Доброе утро, девочки!" – Юлия Семеновна заходит в отдельную палату временного госпиталя.
Подходит к кровати, садится рядом с лежащей на боку пациенткой, долго разговаривает, гладя по спине.
"Женщина тяжело болеет, балансируя между отделением и реанимацией, – объясняет Юлия, закончив консультацию.
– Ее муж уже в реанимации в крайне тяжелом состоянии, а двое детей, четырех и девяти лет, "брошены" на соседку.
Их бабушка и дедушка живут, а теперь и болеют в Казани.
Тоже в реанимации.
Когда болезнь "валит" целыми семьями, работать тяжело: все попадают в разные больницы, а человеку очень сложно, не столько даже в плане себя.
Ее тоже, не дай Бог, могут перевести в ОРИТ.
Деликатно говорили про это, когда вчера стало известно о низкой сатурации на кислороде.
Попросила: "Если меня будут переводить, постойте, пожалуйста, где-нибудь рядом".
Это поддержка, для которой и навыки особые не нужны".
*** "Наш основной страх - страх смерти, которого никто не лишен".
Утренняя обязательная пятиминутка перед сменой – и Юлия Мохова уже спускается в "красную зону" – в белом СИЗе и синих защитных очках.
Начинает обход пациентов – ревизию.
На шее – бейдж с надписью "Психолог".
"Не все нуждаются в моей помощи.
Человек спокойно может сказать: "Я справляюсь.
Будет нужно – попрошу доктора вас пригласить", – говорит Юлия Семеновна.
– Ревизия иногда разбивается на несколько этапов: пациенты могут быть на обследованиях.
Часто задача конкретная: человек плачет и тревожится – нужно успокоить.
Боится, что врачи не успеют, – объяснить, что доктора начеку.
"Не уходите, я задохнусь, я задохнусь, вы не успеете!" – пациенты часто так об этом говорят.
За этим стоит наш основной страх - страх смерти, которого никто не лишен.
К тому же здоровая психика и она же в ситуации болезни – две разные вещи".
Юлия Мохова считает: "Ситуация с коронавирусом уникальна: человек на койке находится в ситуации дистресса.
С одной стороны – страх за себя, с другой – стресс от ситуации пандемии в целом.
Непредсказуемость, невозможность подготовиться – это ужасно для нашей психики".
На пути к следующим пациентам Юлия Мохова встречает знакомые лица.
Ее узнают, несмотря на защитный костюм.
Многие обнимают.
"Экипировка, конечно, затрудняет процесс общения, – рассказывает Юлия Семеновна.
– Пациенты изначально шокированы тем, что мы бегаем в противочумных костюмах.
Не видно эмоций, нет отклика.
То ли врач, то ли медсестра.
Можно ли задать вопрос, подойдет ли человек во всем белом ко мне?"
Любого поступившего пациента начинает "вести" лечащий врач.
При необходимости в общем чате медиков появляется сообщение: "Сектор такой-то, место такое-то.
Высокий уровень тревоги, пациент плачет. Посмотрите".
"Со всеми поработать не получается.
В поле зрения столько пациентов, сколько я могу охватить.
Сейчас – около 80.
Каждый день – первичные больные, пациенты со вчера и позавчера: нельзя прийти один раз и сказать "до свидания".
К некоторым приходится подходить три-четыре раза в день.
Не жалоба, но констатация рабочего факта: иногда просто нет времени отдышаться, потому что нужно к следующему пациенту.
Если первый говорит про смерть близкого, бывает сложно перестроиться на пациента, который пишет жалобу: "Какого черта ко мне 15 минут уже никто не подходит?"
– Устаете?
– Зверски.
Прекрасно понимаю, что супервизия сейчас требуется чаще, чем раньше: раз в четыре месяца, хотя раньше была два раза в год.
Родные привыкли жить с психологом: есть час молчания, когда меня не дергают и можно выдохнуть.
Пристрастилась к спа, но редко удается.
В театре, к сожалению, засыпаю, – улыбаясь, признается Юлия Семеновна.
– Раньше такого не водилось: даже на любимой опере начала похрапывать.
***
ПСИХОЛОГ В "КРАСНОЙ ЗОНЕ".
В медицине существуют клинико-экономические стандарты по работе с больными – КЭС.
По коронавирусной инфекции КЭСа для психологов нет до сих пор, есть только общий стандарт, связанный с инфекционными заболеваниями.
"Мне кажется, что по ковиду должны быть отдельные разработки.
Они могут сильно отличаться от стандарта по инфекциям, – убеждена Юлия Мохова.
– До сих пор нагрузка психолога по работе с ковидными пациентами нигде не прописана".
За первую часть ревизии Юлия Семеновна успевает проконсультировать восемь пациентов: садится на койки и встает рядом, слушает у кулеров с водой и в коридорах между секторами с койками.
"Военное" время для Юлии Моховой началось в апреле прошлого года.
Она работала в центре реабилитации Госпиталя ветеранов войн, когда с началом эпидемии COVID-19 там заболели почти все сотрудники.
Их госпитализировали в отделение "родного" медучреждения.
"Отметила на основе робких наблюдений: болезнь влияет на психическое состояние моих коллег.
Стала потихонечку интересоваться настроением, эмоциями.
Чтобы было не так грустно болеть, создали чат.
Даже по его небольшому количеству участников поняла: есть закономерность, – вспоминает Юлия Мохова.
– На тот момент нашла единственную публикацию английских коллег в Lancet.
Дочь, прекрасно владеющая английским, перевела работу о наблюдениях психиатров за тяжело переболевшими пациентами в постковиде.
От клинических психологов про легкие и средние формы у больных не было ничего.
В основном говорили: "Как и при других инфекционных заболеваниях, могут быть особенности, связанные с температурой, интоксикацией".
Предполагали: человек выздоровел – всё".
Переболев, Юлия Семеновна в конце мая 2020-го вышла на работу в "красную зону" седьмого павильона "Ленэкспо".
"Знала ли, как работать с пациентами?
Нет.
Больные, в том числе молодые, демонстрировали панические атаки, когнитивные изменения, высокие уровни страха и тревожности.
Если я просила по шкале оценить свое состояние, [его тяжесть] от 1 до 10, практически все отвечали – 9 или 10.
Шаблон работы – это опора на использование тестов, но что можно "подсунуть" человеку, боящемуся задохнуться?!
Подстраиваться пришлось практически во всем".
"Психологи работают по-разному.
Я не могу консультировать даже по скайпу, – объясняет психолог.
– Человек теоретически может позвонить на горячую линию, но в таких обстоятельствах очень важен визуальный контакт.
Например, сегодня у девочки в стационаре в другом городе умерла мама.
Она будет звонить на телефон доверия – или я сяду к ней на койку, она будет плакать, а я ее обнимать?!
Я могу обнять, взять за руку: многие тактильно отзывчивы.
Посмотреть в глаза пациента, понять, не преувеличивает ли он ситуацию.
Несмотря на маску и очки, я должна видеть, как человеку страшно и плохо, а он должен в этот момент видеть меня".
Юлия Семеновна подчеркивает, что эта помощь нужна людям в том числе сейчас, пока они в "красной зоне", а не когда-нибудь потом:
"Ковыряться потом в пережитом снова неприятно: когда перед нами стоит препятствие, которое мы с трудом преодолеваем, нам больше не хочется об этом говорить.
Это прожитый этап".
Продолжение следует.
Комментариев нет:
Отправить комментарий