Боевое крещение. Психология взрыва.

Заметки украинского психолога из зоны АТО на Донбассе, 2015 год.

БОЕВОЕ КРЕЩЕНИЕ. ПСИХОЛОГИЯ ВЗРЫВА.

Я впервые объезжал опорные боевые пункты и блокпосты (ОБП) одного из наших батальонов, пробыв на каждом не менее суток, чтобы понять психологию их жизни и содержание «психологического поля» их сосуществования с передним краем. 

Мне нужно было побывать «там», на линии непосредственного соприкосновения с противником, чтобы понять психологию «передка». 

Без этого эффективная психологическая работа с бойцами была практически невозможна.

Того, кто «там не был», они просто не воспринимали. 

Это был один из наиболее напряженных ОБП. 

Меня выгрузили из кузова «Урала» практически на ходу, поскольку в том месте обычно работал снайпер противника. 

Благо дело погода была пасмурная и из-за плохой видимости у него была передышка. 

Меня встретил командир ОБП, которого звали Коля (обычно там пользуются позывными, но Коля остался при собственном имени). 

Психолога на ОБП воспринимали скорее как диковинку. 

Думали, что приедет женщина, а приехал зрелый мужик, что несколько разочаровало. 

Как обычно, первые пол часа мне пришлось терпеливо объяснять, что мне нужно и что вообще я здесь делаю. 

Смотрели прежде всего как на человека, а уже потом как на психолога. 

Когда появилось первое взаимопонимание, я сразу принялся за дело — тестирование и беседы в том числе и с наиболее проблемными бойцами. 

В этой ознакомительной суете прошел первый день. 

Утро следующего дня выдалось солнечное и холодное. 

Начал работать снайпер противника. 

В ответ выпустили пару «улиток» (так называют магазины с гранатами) из АГСа (автоматического гранатомета) и вроде все успокоилось... 

...Взрыв прозвучал не то, чтобы неожиданно, но как-то нелогично, что называется «как гром среди ясного неба». 

Я услышал громкий «бабах» и увидел ярко белую вспышку в районе печки, рядом с которой, прямо напротив меня, находился Коля. 

Перед этим я собирался завтракать, поставил на печку запариваться мивину. 

(прим. - «Мивина» - название вермишели быстрого приготовления на Украине). 

Прошло несколько секунд замешательства после взрыва, прежде чем я попытался оценивать обстановку. 

В момент взрыва заметил, что моя мивина вместе с тарелкой куда-то улетела. 

Коля в этот момент находился между печкой и мной, — очевидно поэтому меня не задело, а все осколки он принял на себя он. 

В следующий момент услышал как Коля вскрикнул, резко поднялся, схватился за живот и левую руку, сделал несколько шагов в сторону от печки, затем опустился на колени возле кучи земли, согнулся и стал терять сознание. 

К нему сразу подбежал боец (позывной Хомяк), который уже давно находился на ОБП и пережил не один обстрел. 

Он взял Колю под голову и, увидев, что тот теряет сознание и начинает синеть от недостатка воздуха из-за плотно закрытого рта и сжатых зубов, криком потребовал рацию и начал вызывать машину, сообщать о взрыве и «трехсотых». 

В следующий момент он закричал, что Коля умирает, чтобы скорее ехали машины. 

Но, как всегда оказалось, что в одном месте нет водителя, в другом сломана машина и т.п..

Не обошлось и без курьеза. 

По рации Хомяк вышел на волну скорой помощи, надеясь попасть в контролируемый украинской армией город Дзержинск. 

Но ему вдруг ответили — «скорая Горловки слушает» (а этот город находился под контролем противника). 

Пару минут за всем этим я наблюдал как-бы несколько со стороны, оценивал обстановку.

У меня ранений не было. 

Сзади, возле «бехи» (боевой машины пехоты) кто-то оказывал помощь раненому бойцу, который в момент взрыва стоял справа от меня боком к печке. 

Очевидно, рана была глубокая, потому что стоять ему было трудно. 

Немного правей от меня стоял офицер и держался за ногу в районе паха, на брюках виднелось небольшое окровавленное отверстие. 

Я окончательно включился, когда Хомяк попросил ложку, чтобы разжать Коле зубы и дать возможность дышать. 

Я подбежал к кухонному столу и взял деревянную лопатку, чтобы не травмировать зубы.

Но меня кто-то опередил и дал Хомяку алюминиевую ложку, которой тот начал разжимать рот. 

Я стал помогать и левой рукой поддерживать Коле голову, чтобы Хомяку было легче разжимать челюсти. 

У него получилось, Коля задышал, лицо стало наливаться румянцем, глаза приоткрылись — он приходил в сознание. 

Я посмотрел ему в глаза и спросил, видит ли он меня, — «я Анатольевич». 

«Если видишь меня, моргни глазами» — он моргнул. 

Все вокруг облегченно вздохнули — Коля ожил... 

Но через некоторое время он вдруг широко раскрыл глаза, так что они стали как две двадцатипятикопеечные монеты, поднял голову и посмотрел в голубое небо, затем закрыл, оставив небольшие щелки. 

Левая ладонь у него была разрублен пополам, но крови практически не было, очевидно потому, что возле плеча руку перетянули жгутом. 

Торчали оголенные кости пальцев, культями большого, указательного и среднего он все время пытался сжимать кулак, очевидно проверяя наличие руки. 

Оставшиеся пальцы с частью ладони висели на коже и уже никак не реагировали.

Наконец приехала грузовая машина. 

Колю и еще двух раненых бойцов погрузили и увезли. 

Потом вспомнили о раненом офицере, который в блиндаже перевязывал себе ногу и руку.

Вызвали машину и сопроводили его к безопасному КП. 

Ждали минут 10-15, но мне показалось больше. 

За это время успел поговорить с бойцом на КП — отцом двух сыновей, один из которых воюет. 

Вместе спонтанно помолились за здоровье раненых. 

Приехал ротный и забрал еще двух раненых, включая офицера. 

Подытожу свои переживания и мысли. 

По психологии реакции на взрыв поведение людей можно разделить на три категории.

Первая — это те, кто получил ранения и их поведение определялось в первую очередь обнаружением ранения и помощью себе. 

Хотя некоторые сразу даже не осознавали, что ранены и пытались жить по инерции предыдущего момента. 

Вторая — это те, кто сразу стал оказывать помощь первым. 

Как правило, они уже давно находились на ОБП и имели опыт оказания такой помощи.

Третья — это те, кто вдруг куда-то делся или не появился вовсе, несмотря на тревожные сообщения о взрыве. 

*** Через месяца три, когда последствия этого взрыва логически завершились и прояснились результаты поведения всех его субъектов, ко мне подошел один из уже выздоровевших раненых и высказал общее мнение, что психолог оказался «нормальным мужиком».

© Александр Ткаченко