Война — это аномальное переживание и травматический опыт.

— Проблема «аватаров» в армии. Она действительно сильно распространена? Как ее решают командиры? Какие пути Вы видите? Исходя из собственного опыта общения с такими военнослужащими.

— Обычно бойцы пили там, где пил командир. Кроме этого, огромный дефицит квалифицированной психологической и духовной помощи и невозможность другим способом «успокоить душу». — В этом вижу главные причины проблемы «аватаров».

Решение простое — нормальные требовательные командиры — контрактники, нагружать бойца, не оставляя ему лишнего свободного времени и, конечно же, профессиональная психологическая и духовная поддержка.

— Одни психологи, психотерапевты больше говорят о травме и постравматическом синдроме. Другие — о постравматическом росте участников войны. Об ее очищающем и пробуждающем духовность воздействии. 

Несмотря на то, что война — это аномальное переживание и травматический опыт. Складывается впечатление, что Вы тяготеете именно ко вторым. Когда описываете войну в категориях «дела жизни». 

Говорите о жизненном самоопределении, об особом состоянии — «дальше смерти», о проявлениях высших морально-этических качеств бойцов. В чем-то это перекликается с идеями Олега Бахтиярова (см. его «Война как психотерапевт»). 

Где-то ближе к Виктору Франклу — к его обретению смысла жизни в экстремальных условиях. Или к Фридриху Ницше, с его знаменитым «Все, что не убивает, делает меня сильнее». Это на самом деле так? Действительно ли война больше лечит, чем калечит души людей?

— Вы упомянули авторскую концепцию «дело жизни». Действительно, эта война стала самой серьезной эмпирической и практической ее апробацией, после которой, надеюсь, она таки начнет полноценно жить.

Война наглядно продемонстрировала, что реальное развитие личности происходит через кризис. И чем такой кризис масштабней и острее, тем эффективней происходит такое развитие.

Нельзя не видеть, что эта «война» особенная, непохожая на предыдущие. Хотя бы потому, что напрямую стала следствием такого уникального феномена как Майдан. И в этом ей («войне») не откажешь в позитивном «психотерапевтическом эффекте» для украинского общества.

Но, хотелось бы, чтобы в дальнейшем такой радикальный «метод психотерапии» как война в дальнейшем трансформировался во что-то более гуманное. Например, в контексте «социальной психотерапии» Эриха Фромма.

— Есть популярное выражение, что на войну уходит один человек, а возвращается с нее совсем другой. Вы с ним согласны? Война полностью меняет людей? Или она просто проявляет их истинную сущность? Показывает их настоящее «Я», отбрасывая все наносное и второстепенное.

— Нам всем хорошо бы понять, что американских ветеранов общество воспринимает, как угрозу. Поэтому и старается их ублажить, создавая комфортные условия существования и лечения.

Наших ветеранов какая-то часть общества, очевидно лучшая, воспринимает скорее как надежду на будущее. Помните, еще недавно в народе говорили «вот вернутся ребята с войны, быстро наведут порядок». 

Другая часть, очевидно худшая, наоборот, встречает их милицейскими редутами и, что обидно, массой психологов, стремящихся «нанести им помощь», вооруженных ПТСР и импортными штампами типа «все ветераны психопаты» (последнее слышал лично от профессора психологии, психотерапевта).

А на этой войне действительно полностью менялась психология людей, удивительным образом проявлялась «первопричина жизни их личности», отбрасывая все наносное и второстепенное. 

Человек попадал в формат реализации «дела жизни». И это очень жесткий жизненный формат, не позволяющий отходить в сторону или уйти с этого пути. 

Я это говорю так уверено, поскольку нахожусь в нем уже больше двадцати лет. Очевидно, теперь по такому пути пойдут вернувшиеся ветераны, по крайней мере, некоторые из них.

Продолжение следует. Начало.

Александр Ткаченко. Военный психолог на войне.

Александр Ткаченко о капелланах и авторитете военного психолога. 

Александр Ткаченко о роли женщины-психолога на войне.