Война — это горе, боль, кровь, пот и слезы...

— Все-таки, смущает мнение о позитивном и психотерапевтическом влиянии войны. О ее духовных очистительных свойствах. Подобное часто говорят комбатанты. 

Может, это всего лишь «симптом воевавшего»? Или какой-то «синдром поиска глубинного смысла»? Когда стараются найти хорошее в заведомо нехороших обстоятельствах. 

«Я обанкротился, разорился, дом забрали за долги, от меня ушла жена — но я очень благодарен судьбе за этот урок…». 

«Я провел 20 лет в тюрьме по несправедливому обвинению — зато получил потрясающий жизненный опыт…». 

«Я воевал, был ранен, попал в плен, прошел концлагерь, пытки и издевательства — зато о-го-го как поднялся духовно, познал истину, написал книгу о поисках смысла…». 

Люди просто пытаются примириться с тем, что с ними произошло. Пережить свои травмы с помощью таких вот когнитивных искажений: сознательных и бессознательных. 

Чтобы почувствовать себя лучше. И найти силы жить дальше. А на самом деле в войне нет ничего исцеляющего и возвышающего. Война — это горе, боль, кровь, пот и слезы...

— У войны, как и у медали, есть две стороны. Одна — это горе, боль, кровь, пот и слезы..., чреватые всякими психологическими «синдромами». 

Другая — это поиск смысла жизни, возможность проявления и обретения высших ценностей. Но эти стороны проявляются по-разному и в разных пропорциях в зависимости от базового мотива бойца.

Если таковым является мотив «убивать» (убей первым иначе убьют тебя), тогда доминируют животные инстинкты, взращивается внутренний «зверь», что в итоге чревато психическими синдромами типа ПТСР. 

Такое обычно наблюдается у бойцов, воевавших на чужой территории в захватнических, несправедливых войнах (например вьетнамская и афганская со стороны соответственно США и СССР).

Если же таковым является мотив «защищать», тогда имеет место обратная картина. Доминируют человеческие, как правило, высшие ценности. 

Что интересно, у таких бойцов тоже пробуждается внутренний «зверь», который способен убивать не менее, а часто и более эффективно. 

На первое место выходит не столько профессионализм и физическая подготовка, сколько патриотизм и сила духа. 

У бойцов и ветеранов накапливаются в психике и сознании массивы и «низменного» и «высшего». Я в своей работе делаю упор на «высшее». Наверное, потому, что имею об этом представление по собственному военному опыту. 

Поэтому для меня война — это больше морально-этическая психотерапия и «развитие». Большинство психологов наоборот, замечают «низменное» и пытаются «лечить». 

Поэтому, для них, обычно не имеющих достаточного опыта военных переживаний, война — это больше связано с «все ветераны психопаты».

— Вы можете дать совет родным и близким бойца, который воюет? У всех ведь есть семьи. И часто они переживают больше самих солдат. Как им себя вести?

— Совет такой — постарайтесь «воевать» вместе с ним. Чтобы он чувствовал, что Вы (например, жена) всегда успеете «поднести патроны» или «перевязать рану», если что. 

Он там, на войне, Вы тут, в мирной жизни, должны делать общее большое «дело», о котором я упоминал выше. Но это очень не просто…

— Очевидно, что успешность войны во многом зависит от социальной поддержки армии. Что нужно делать, чтобы воины все время ощущали поддержку своего народа? Кроме пожертвований денег и волонтерства.

Единство! Именно народ и армия, боец и его семья — если такое единство укрепится и разрастется, не надо будет никаких психологов и никаких «реабилитаций». Дальше жизнь все решит сама.

Но видите, как все это оказалось непросто.

Продолжение следует. Начало.

Александр Ткаченко. Военный психолог на войне.

Александр Ткаченко о капелланах и авторитете военного психолога. 

Александр Ткаченко о роли женщины-психолога на войне.

Война — это аномальное переживание и травматический опыт.