Что делать близким такого человека, рассказывает кризисный психолог Ольга Павлова.
Продолжение предыдущего поста - https://aleksey-pelevin.blogspot.com/2022/12/blog-post_8.html.
– У нас, к сожалению, специалисты начинают работать с комбатантами намного позже – уже в тылу.
Работая с участниками боевых действий, психологу первым делом надо уточнить, было ли отреагирование.
У нас очень мешает воспитание.
У человека, который думает: «Я буду молчать, я не плачу, я должен быть сдержан, я же мужчина», риск развития ПТСР очень высок.
К сожалению, те, у кого развилось ПТСР, не могут справиться с травмирующими переживаниями, с чувством вины, например, они часто думают о самоубийстве.
При этом надо еще понимать, что суицид бывает открытый, а бывает скрытое суицидальное поведение, когда человек, например, выжимает за рулем 200 км/ч по встречке или с головой уходит в экстремальные виды спорта.
– Как семье реагировать на поведение человека с военной травмой?
– Прежде всего нужно понимать, что ваш родственник – нормальный.
То, что с ним происходит, – это реакция психики на ненормальные обстоятельства.
Относиться к нему нужно не с жалостью, а с максимальной поддержкой.
В первую очередь нужно вернуть человека к той жизни и к тем активностям, которые у него были до травмирующих событий.
Это режим, выход на работу, возвращение к нормальным домашним делам и обязанностям и так далее.
Человеку, пережившему сильную травму, нельзя оставаться голодным, потому что у голодного повышается тревожность, ему нужно хорошо и разнообразно питаться.
Нужно также заметить, какие занятия и вещи особенно эффективно понижают тревогу у конкретного человека, и практиковать их – у кого-то это может быть чтение, у кого-то – время, проведенное в любимом гараже.
Того, что провоцирует тревогу – нахождения в большом скоплении людей, громких звуков (у каждого этот набор индивидуальный), лучше, наоборот, избегать.
– Надо ли как-то дополнительно обезопасить детей на то время, пока папа приходит в себя?
– Как правило, если человек трезвый, детей он не трогает.
Насилие над детьми происходит, если начались алкоголь или наркотики.
В этом случае ребенка, конечно, лучше обезопасить, например отвезти на время к бабушке.
– Как в этой ситуации не разговаривать с человеком как с ребенком – не опекать, не командовать им? Такое отношение часто встречается.
– Опека и отношение как к ребенку нужно только в самые первые часы после травмы, но когда человек вернулся домой, как правило, уже прошло некоторое время.
Даже если с человеком случилось что-то серьезное, например он потерял конечность или серьезно ранен, относиться к произошедшему нужно как к факту.
Нужно сказать: «Да, так случилось, это произошло.
Так, как раньше, уже не будет, будет как-то по-другому.
Мы – семья, готовы тебя поддержать, помогать во всем.
Давай попробуем вместе выстроить какой-то новый путь».
Самое главное в этот момент – обращаться к человеку как к взрослому.
– Как именно? «Ты мужик, соберись»?
– Разговоры в таком стиле – это манипуляция.
Чтобы ее избегать, удобнее всего общаться с человеком через вопросы – «чего ты хочешь?».
Если человек не хочет ничего – «давай попробуем вот это?».
Все вопросы должны быть связаны с действиями здесь и сейчас.
«Нам надо доделать ремонт, привезти вещи с дачи, выкопать картошку. Когда поедем?».
Таким образом вы, с одной стороны, оставляете решение за собеседником, с другой – даете ему некую свободу выбора.
И очень важно, что вы возвращаете человека в некую перспективу будущего, потому что люди, пережившие травму, этой перспективы не видят.
– Возможно ли в принципе сохранить отношения в семье или они изменятся?
– Их нужно будет выстраивать заново.
Во-первых, принять, что ваш родной человек после пережитого изменился.
Во-вторых, набраться терпения – в большинстве случаев болезненные реакции уйдут через несколько месяцев, но могут остаться и надолго.
Нужно найти для себя источник поддержки – сейчас это могут быть группы жен военных и мобилизованных, в дальнейшем – еще какие-то группы.
Не лишним будет в принципе повысить психологическую грамотность, чтобы яснее осознавать, что происходит.
И нужно очень внимательно следить за тем, чтобы вы не растворялись без остатка в семье, чтобы у вашей жизни был еще какой-то дополнительный смысл, иначе существует риск, что в случае, если у мужа в будущем возникнут, например, проблемы с алкоголем, жене понадобится помощь как созависимой.
– Чего делать строго нельзя?
– Просить человека рассказать о случившемся.
(«Поделись, тебе станет легче».)
Родным не надо играть роль психолога, этим вы вызовете только агрессию, поскольку фактически просите человека заново пережить все, что он пережил.
Само по себе такое переживание способно вызвать только повторную травму.
К тому же вы (обычный человек, не специалист) с таким воспоминанием не справитесь.
С другой стороны, если человек сам заговорил о произошедшем, нужно быть готовым его выслушать.
Будьте готовы, вы можете услышать ужасные вещи, после которых есть риск изменить свое отношение к родственнику.
Этого делать не нужно, никогда нельзя оценивать действия человека на войне.
Вы этого понять не можете, вы там не были.
Нельзя говорить: «Я тебя понимаю».
Правильная фраза: «Я даже не представляю себе, что ты пережил».
Не стоит обесценивать поступки человека или срок его пребывания в травмирующей ситуации.
Помните: по силе впечатлений война и чрезвычайные ситуации максимально близки к смерти, травму там можно получить за несколько минут инцидента.
Нельзя говорить человеку, что он ненормальный.
Нельзя обижаться: «Ты изменился, раньше ты был другим».
Да, он изменился.
Да, он ведет себя странно – он может спать в одежде и обуви, ставить решетки на девятом этаже.
В этом случае надо просто понять, что он хочет создать у себя ощущение безопасности, которое разрушено.
У человека в принципе разрушено доверие к этому миру, и восстанавливать его нужно постепенно.
Не нужно отговаривать человека, взывать к его логике.
«Хочешь сделать? Сделай, если тебе так будет безопасней».
– Как помочь своему близкому дойти до психиатра, психолога, нарколога, любых помогающих специалистов? Все же мужчины редко на это соглашаются.
– Человек, который переживает ПТСР, прекрасно понимает, что с ним не все в порядке.
У него в голове – ад, именно поэтому он и не хочет об этом говорить.
Ему можно сказать: «Есть специалисты, они помогают.
Хуже, чем было, точно не будет, просто попробуй.
Это безопасно и конфиденциально.
Никто не будет заставлять тебя вспоминать то, что ты пережил, никто не полезет тебе в голову, если ты этого не захочешь.
Никто из твоих друзей не узнает, что ты туда пошел.
Послушай, например, если у нас в зубе дырка, мы же не лечим ее самостоятельно, а идем к врачу.
Да, психиатры часто работают с людьми, у которых есть особенности, но ты не такой.
Ты – человек, который пережил серьезные события, и теперь у тебя есть на это реакция.
А дальше либо ты понесешь это с собой всю жизнь, либо позволишь специалистам тебе помочь».
Лучше всего такие мысли озвучивать даже не через полгода, а сразу, как только человек вернулся.
Потому что чем раньше ему начнут оказывать помощь, тем выше вероятность, что все пройдет без последствий.
Ольга Павлова – кризисный психолог.
Как война влияет на психику: история вопроса.
Вопрос о том, что война оказывает сильное влияние на психику, был поставлен еще по итогам Первой мировой войны.
Но сравнивать статистику разных войн сложно: слишком сильно менялись представления о психике, подход к психологической помощи, а также методы ведения войны.
На сегодняшний день известно, что разнообразные психические реакции – от легкой дезориентации после боя до острых психозов фиксировались у советских солдат времен Великой Отечественной войны.
Статистику подобных симптомов приводит доктор психологических наук Леонид Китаев-Смык.
Система медицинской помощи военным того времени знала подобные состояния и, по мере возможностей, с ними работала.
Наиболее остро вопрос о военном стрессе и работе с его последствиями был поставлен в США после волны суицидов среди ветеранов Вьетнама.
Тогда после возвращения домой покончили с собой порядка 150 000 человек, несмотря на то, что в США существовала программа льгот, призванная помочь им вернуться в мирную жизнь.
Более тяжелому протеканию ПТСР способствовало неприятие ветеранов войны в обществе – так было в США после Вьетнама, когда, зная об особенностях поведения, ветеранов начали бояться.
И в СССР после войны в Афганистане, когда при попытке воспользоваться льготами «афганцы» слышали в ответ печально известный тезис «я тебя туда не посылал».
Большое исследование 2017 года показало, что признаки ПТСР в виде алкогольной, наркотической зависимости, болей в груди либо других симптомов имеют 12,9% среди американских ветеранов различных войн.
Причем эти признаки сохраняются иногда до 15 лет и это при том, что в США с 1980-х годов существует разветвленная система помощи комбатантам.
Об эксперте.
Ольга Павлова – кризисный психолог.
С 1996 по 2006 год работала в составе международных гуманитарных миссий в России и за рубежом, в Центре миротворчества и общественного развития в Грозном, а также в Международной федерации Обществ Красного Креста и Красного Полумесяца.
Работала с заложниками и членами их семей в Буденновске.
В течение нескольких лет работала в лагерях беженцев в Ингушетии, создавала реабилитационные программы и центры для пострадавших детей и подростков в Чеченской республике.
Принимала участие в создании реабилитационных центров психологической помощи в Чеченской республике.
Оказывала экстренную психологическую помощь жителям Беслана и в дальнейшем создавала и обучала мобильные бригады из числа психологов для работы с пострадавшими в ходе террористического акта.
В настоящее время является специалистом в области кризисной интервенции, психологии и психотерапии посттравматических стрессовых расстройств (ПТСР).
Занимается индивидуальным консультированием и обучением специалистов.
Комментариев нет:
Отправить комментарий