Однако проблема в том, что пациенты «не очень расположены лечиться».
«Человек приходит озлобленный на все, что произошло, у него и физическая контузия может быть, и психологическая, и стресс тяжелейший, и он ненавидит всех вокруг, включая врачей и официальные организации.
Конечно, он не захочет лечиться.
Это очень большая проблема, но не только наша — мировая»,— говорит Владимир Менделевич.
Опасения В.Менделевича разделяет председатель «Общества инвалидов войны в Афганистане—Московский дом Солдатского сердца» Михаил Яшин.
Он отмечает, что в стране сохранилось лишь десять госпиталей для ветеранов боевых действий, но только в одном, в Красноярке, есть центр медико-психологической реабилитации.
«В нем всего 32 койки, и вот ребята там реально реабилитируются,— говорит Яшин.— Если ветеран обратился, ему оказали услугу.
Если нет, привлечь его к реабилитации механизма нет никакого.
Как только человек из Минобороны проходит военно-врачебную экспертизу и снимает погоны, он становится гражданским.
Для него остается только гражданская структура, то есть в случае с ПТСР — психоневрологический диспансер.
А боевой офицер или солдат в ПНД просто не пойдет».
Михаил Яшин отмечает, что пока большая часть участников СВО отрицает проблему ПТСР, но это не означает ее отсутствия.
«Руки-ноги на месте — значит здоров. А то, что он ночами не спит, при хлопке ложится к бою, что у него расстройство желудка, раздражительность,— это он не замечает.
Лечится народными средствами: пиво-водочными изделиями, ну или хуже — психотропами»,— говорит Яшин.
Михаил Яшин рассчитывает, что инициативы Минздрава по лечению ПТСР сделают помощь доступнее, но начинать, по его мнению, стоит с точного определения правового статуса ветерана боевых действий.
Новый социальный слой фронтовиков, по мнению основателя центра социального проектирования «Платформа» социолога Алексея Фирсова, принципиально отличается от участников афганской и чеченских войн.
Афганцы, по его словам, консолидировались на фоне слабого государства, участники боевых действий в Чечне, напротив, растворились — их не бросили, но и не пытались выделить, так как это была ситуация внутреннего конфликта.
«Сейчас, с одной стороны, государство сильное и автономной консолидации групп фронтовиков не захочет.
С другой — и растворять этот слой оно не будет»,— предполагает Фирсов.
Власти, по его мнению, могу попытаться «зафиксировать» этот слой и скорее героизировать его, чем представить этот опыт как травму.
Алексей Фирсов считает создание рабочей группы и утверждение клинических рекомендаций по ПТСР проявлением заботы не только о людях, пострадавших в результате боевых действий, но и о социальной среде, в которую они вернутся.
Алексей Фирсов приводит примеры опасений роста уровня криминала и агрессии после возвращения людей с фронта, но полагает, что такие страхи преувеличены,
а исчерпывающих данных о масштабе боевых действий, количестве их участников и долях травмированных боевым опытом и работой в тылу пока нет.
Комментариев нет:
Отправить комментарий