Мы все — дети войны. Да, пусть мы не просыпаемся от взрывов снарядов, но они до сих пор взрываются у нас в подсознании. Психологи считают, что те, кто родился после величайших катастроф ХХ века, революций, войн, холокоста и геноцида, несут в своей душе их отпечаток, будто записанный на жестком диске памяти. Его нам передали деды и прадеды.
«Фонят» горем до шести последующих колен. И только на седьмом прошлое наконец отпускает. После Великой Отечественной войны мы — четвертые.
Могут ли воспоминания наших предков становиться нашими собственными, как осуществляется их передача из поколения в поколение, чем это грозит для будущего наших детей — рассуждает Наталья Олифирович, кандидат психологических наук, системный аналитик, председатель совета республиканского общественного объединения «Общество психологов и психотерапевтов «Гештальт-подход» (Беларусь).
«Цена Великой Победы для выживших оказалась слишком высокой. У каждого в душе осталось нечто невысказанное, на чем прежде в советском обществе лежало негласное табу. Страх, тоска, безнадежность, отчаяние, предательство… То, о чем было не принято говорить 9 Мая, и то, что участники событий подсознательно передали своим детям, а те — своим», — считает психолог Наталья Олифирович.
При этом сами потомки переживших великие катастрофы ХХ века часто чувствуют, что на их личностное формирование повлияли события, случившиеся еще до их появления на свет, только объяснить этот феномен не в силах. Способны ли воспоминания дедушек и бабушек повлиять на физиологию и психику их внуков?
Термин «постпамять», то есть влияние на нас того, что было еще до нас, введен в научный обиход в 1992 году в США профессором Колумбийского университета Марианной Хорш.
Он немедленно был подхвачен, углублен и расширен, о постпамяти сегодня пишут исследования, о ней спорят, с ее существованием не соглашаются или наоборот — списывают на нее все…
От зачатия до смерти.
Способны ли коллективные психотравмы прошлого влиять на новые поколения? Тем более — на глубоком уровне, включая изменения структуры ДНК?
Некоторые нейробиологи высказали свои предположения по этому поводу: по их мнению, основополагающее воздействие на наследственность оказывает не геном, а эпигенетическая система — совокупность факторов, влияющих на онтогенез, то есть на индивидуальное развитие организма от зачатия до смерти.
Эпигенетическая система и ее особенности наследуются от предков к потомкам. Те, чьи родители и более дальние предки пережили сильный травматический опыт (даже если они родились после него), станут достаточно уязвимыми для похожих ситуаций в дальнейшем.
Это будет их ахиллесова пята. Человек подсознательно воспринимает травматический опыт родных как собственный, тот становится частью его жизни и в дальнейшем оказывает воздействие на его мировосприятие и поступки.
Приставка «пост» в постпамяти, как считают сторонники этой концепции, означает больше, чем временную отдаленность происходивших событий, совокупность их последствий. Скорее, она говорит о тесной и неразделимой связи прошлого, настоящего и будущего.
«В отличие от синдрома посттравматического расстройства общие воспоминания принадлежат не кому-то конкретному, а многим людям и даже целым странам», — уверяют эксперты.
Так как на нас могут сказаться события, происходившие в годы Второй мировой войны?
«Сами пережившие серьезную психическую травму будто бы застряли между двух миров — жизнью и смертью, рядом с ними всегда находились призраки прошлого, не выстраданная до конца боль, невыплаканные потери. Многие ветераны не говорили о таком вслух, это было не принято, но именно своим молчанием они передали эти проблемы нам, потомкам» — для Белоруссии, где живет известный психолог Наталья Олифирович, края, принявшего на себя первый удар фашизма, чьи леса помнят партизан, а тротуары — башмаки обитателей гетто, ведомых на расстрел, эта тема особенно актуальна.
«Сегодня утром клиентка в очередной раз жаловалась, что орет на детей как ненормальная, будто она фашистка какая-то, — рассказывает Наталья Олифирович. — Покопались в семейной истории — выяснили, что воспитывала бабушка, 1938 года рождения, ребенок войны. Та пряталась с взрослыми от немцев, сидеть надо было тихо, малышам сильно зажимали рты, чтобы те случайно не вскрикнули. Внучку бабушка вырастила в осознании: главное — молчать. Теперь женщину «выносит» от криков детей, будто эти крики смертельно опасны».
Четыре поколения прошло с Великой Отечественной, но правнуки победителей все еще несут в своем теле ее отголоски-осколки. «К нам приезжали немецкие коллеги, которые отметили, что «фонят» обычно до шести послевоенных поколений. И только на седьмом прошлое наконец отпускает», — продолжает Наталья Олифирович.
Кому сегодня до 25 лет, тем достался еще более тяжкий груз, чем даже их родителям, родившимся в 60–70-х годах прошлого века, полагают специалисты. Им приходится тащить груз прошлого, но, увы, они не могут ничего изменить в своей генной карте — зашифрованной истории рода. Время безнадежно упущено. Та война давно уже стала мифом о самой себе. А все знают, что с устоявшимися мифами бороться порой гораздо труднее, чем с правдой.
Запретные темы.
«Сколько после войны у людей было ярости, злости, обиды к тем же немцам! Но не всегда могли это выразить открыто. Мы — победители, мы должны быть добры к побежденным. Была агрессия и на своих, на тех, кто отсиделся в тылу. Переживали из-за измен любимых женщин, да и сами фронтовики, бывало, предавали старые семьи, привозя с фронта «полковых жен». Все было. Но все же говорить о плохом было не принято, запрещено, аморально», — рассказывает Наталья Олифирович.
Когда исторический опыт семьи по разным причинам невозможно осознать и принять, последующие поколения начинают уничтожать себя — иногда в буквальном смысле. Мясорубка войны сменилась мясорубкой мирной жизни.
«И когда кто-нибудь вспоминал о войне, он топил свою совесть в тяжелом вине», — пел Юрий Шевчук.
— Те, кто выжили в Великой Отечественной и остались людьми, а не отморозками, с точки зрения психологии должны были каждый раз заново переживать все то, что совершили когда-то, — рассуждает Наталья Олифирович. — Уходила адреналиновая радость боя, в котором уцелел, приходило понимание, что кто-то в этом бою погиб. Да, солдат убивал — пусть ради спасения Родины и близких, но убивал. Некоторые смогли заставить себя не помнить, другие — нет.
После войны бывшие фронтовики начинали вести себя деструктивно, били домашних, топили горе в вине. А их жены и вдовы — «мертвые матери», как назвал их французский психолог Андрэ Грин, «железные бабы», как писала Людмила Петрановская, — оказались вынуждены растить детей с опустошением в собственном сердце, функционировать, а не любить.
Их живые чувства были сознательно заморожены, выхолощены. Все подчинялось одному: выжить. Любовь — атавизм, она заставляет страдать, но в деле физического выживания она только мешает. И каждое последующее поколение, в свою очередь, вырастало, не ощущая никаких чувств, но мучаясь подсознательно.
Так продолжалось десятилетиями. Наши бабушки, несомненно любя нас, не умели выразить это, кроме как криками и запретами.
Можно ли сегодня разорвать этот страшный круг, не дожидаясь седьмого, «прощеного» поколения?
Екатерина Сажнева. Тяжкий крест побед.
Опубликовано в газете "Московский комсомолец" №27723 от 6 июля 2018 г.
(Продолжение следует).
На фото участник боёв на Невском пятачке и битвы за Москву, матрос-тихоокеанец со сторожевого корабля "Метель" главный старшина Юрий Александрович Фомичёв.
Источник - http://www.mk.ru/social/2018/07/05/karma-predkov-psikholog-povedala-potryasayushhie-istorii.html
«Фонят» горем до шести последующих колен. И только на седьмом прошлое наконец отпускает. После Великой Отечественной войны мы — четвертые.
«Цена Великой Победы для выживших оказалась слишком высокой. У каждого в душе осталось нечто невысказанное, на чем прежде в советском обществе лежало негласное табу. Страх, тоска, безнадежность, отчаяние, предательство… То, о чем было не принято говорить 9 Мая, и то, что участники событий подсознательно передали своим детям, а те — своим», — считает психолог Наталья Олифирович.
При этом сами потомки переживших великие катастрофы ХХ века часто чувствуют, что на их личностное формирование повлияли события, случившиеся еще до их появления на свет, только объяснить этот феномен не в силах. Способны ли воспоминания дедушек и бабушек повлиять на физиологию и психику их внуков?
Термин «постпамять», то есть влияние на нас того, что было еще до нас, введен в научный обиход в 1992 году в США профессором Колумбийского университета Марианной Хорш.
Он немедленно был подхвачен, углублен и расширен, о постпамяти сегодня пишут исследования, о ней спорят, с ее существованием не соглашаются или наоборот — списывают на нее все…
От зачатия до смерти.
Способны ли коллективные психотравмы прошлого влиять на новые поколения? Тем более — на глубоком уровне, включая изменения структуры ДНК?
Некоторые нейробиологи высказали свои предположения по этому поводу: по их мнению, основополагающее воздействие на наследственность оказывает не геном, а эпигенетическая система — совокупность факторов, влияющих на онтогенез, то есть на индивидуальное развитие организма от зачатия до смерти.
Эпигенетическая система и ее особенности наследуются от предков к потомкам. Те, чьи родители и более дальние предки пережили сильный травматический опыт (даже если они родились после него), станут достаточно уязвимыми для похожих ситуаций в дальнейшем.
Это будет их ахиллесова пята. Человек подсознательно воспринимает травматический опыт родных как собственный, тот становится частью его жизни и в дальнейшем оказывает воздействие на его мировосприятие и поступки.
Приставка «пост» в постпамяти, как считают сторонники этой концепции, означает больше, чем временную отдаленность происходивших событий, совокупность их последствий. Скорее, она говорит о тесной и неразделимой связи прошлого, настоящего и будущего.
«В отличие от синдрома посттравматического расстройства общие воспоминания принадлежат не кому-то конкретному, а многим людям и даже целым странам», — уверяют эксперты.
Так как на нас могут сказаться события, происходившие в годы Второй мировой войны?
«Сами пережившие серьезную психическую травму будто бы застряли между двух миров — жизнью и смертью, рядом с ними всегда находились призраки прошлого, не выстраданная до конца боль, невыплаканные потери. Многие ветераны не говорили о таком вслух, это было не принято, но именно своим молчанием они передали эти проблемы нам, потомкам» — для Белоруссии, где живет известный психолог Наталья Олифирович, края, принявшего на себя первый удар фашизма, чьи леса помнят партизан, а тротуары — башмаки обитателей гетто, ведомых на расстрел, эта тема особенно актуальна.
«Сегодня утром клиентка в очередной раз жаловалась, что орет на детей как ненормальная, будто она фашистка какая-то, — рассказывает Наталья Олифирович. — Покопались в семейной истории — выяснили, что воспитывала бабушка, 1938 года рождения, ребенок войны. Та пряталась с взрослыми от немцев, сидеть надо было тихо, малышам сильно зажимали рты, чтобы те случайно не вскрикнули. Внучку бабушка вырастила в осознании: главное — молчать. Теперь женщину «выносит» от криков детей, будто эти крики смертельно опасны».
Четыре поколения прошло с Великой Отечественной, но правнуки победителей все еще несут в своем теле ее отголоски-осколки. «К нам приезжали немецкие коллеги, которые отметили, что «фонят» обычно до шести послевоенных поколений. И только на седьмом прошлое наконец отпускает», — продолжает Наталья Олифирович.
Кому сегодня до 25 лет, тем достался еще более тяжкий груз, чем даже их родителям, родившимся в 60–70-х годах прошлого века, полагают специалисты. Им приходится тащить груз прошлого, но, увы, они не могут ничего изменить в своей генной карте — зашифрованной истории рода. Время безнадежно упущено. Та война давно уже стала мифом о самой себе. А все знают, что с устоявшимися мифами бороться порой гораздо труднее, чем с правдой.
Запретные темы.
«Сколько после войны у людей было ярости, злости, обиды к тем же немцам! Но не всегда могли это выразить открыто. Мы — победители, мы должны быть добры к побежденным. Была агрессия и на своих, на тех, кто отсиделся в тылу. Переживали из-за измен любимых женщин, да и сами фронтовики, бывало, предавали старые семьи, привозя с фронта «полковых жен». Все было. Но все же говорить о плохом было не принято, запрещено, аморально», — рассказывает Наталья Олифирович.
Когда исторический опыт семьи по разным причинам невозможно осознать и принять, последующие поколения начинают уничтожать себя — иногда в буквальном смысле. Мясорубка войны сменилась мясорубкой мирной жизни.
«И когда кто-нибудь вспоминал о войне, он топил свою совесть в тяжелом вине», — пел Юрий Шевчук.
— Те, кто выжили в Великой Отечественной и остались людьми, а не отморозками, с точки зрения психологии должны были каждый раз заново переживать все то, что совершили когда-то, — рассуждает Наталья Олифирович. — Уходила адреналиновая радость боя, в котором уцелел, приходило понимание, что кто-то в этом бою погиб. Да, солдат убивал — пусть ради спасения Родины и близких, но убивал. Некоторые смогли заставить себя не помнить, другие — нет.
После войны бывшие фронтовики начинали вести себя деструктивно, били домашних, топили горе в вине. А их жены и вдовы — «мертвые матери», как назвал их французский психолог Андрэ Грин, «железные бабы», как писала Людмила Петрановская, — оказались вынуждены растить детей с опустошением в собственном сердце, функционировать, а не любить.
Их живые чувства были сознательно заморожены, выхолощены. Все подчинялось одному: выжить. Любовь — атавизм, она заставляет страдать, но в деле физического выживания она только мешает. И каждое последующее поколение, в свою очередь, вырастало, не ощущая никаких чувств, но мучаясь подсознательно.
Так продолжалось десятилетиями. Наши бабушки, несомненно любя нас, не умели выразить это, кроме как криками и запретами.
Можно ли сегодня разорвать этот страшный круг, не дожидаясь седьмого, «прощеного» поколения?
Екатерина Сажнева. Тяжкий крест побед.
Опубликовано в газете "Московский комсомолец" №27723 от 6 июля 2018 г.
(Продолжение следует).
На фото участник боёв на Невском пятачке и битвы за Москву, матрос-тихоокеанец со сторожевого корабля "Метель" главный старшина Юрий Александрович Фомичёв.
Источник - http://www.mk.ru/social/2018/07/05/karma-predkov-psikholog-povedala-potryasayushhie-istorii.html
Комментариев нет:
Отправить комментарий