Психотерапевт, девиантолог Гелена Иванова о нападениях в школах. Преступление подростка — всегда крик о помощи, считает Гелена Иванова, психоаналитический психотерапевт, работающий с детьми с девиантным поведением и осуждёнными подростками, президент благотворительного фонда «Шанс» (Москва).
Вместе с коллегами она выступила автором «Программы декриминализации подростковой среды в Российской Федерации», разработанной на основе практик, давно сложившихся в Европе, и собственном трёхлетнем опыте работы с осуждёнными подростками.
Психотерапевтическая работа с трудными подростками занимает одно из ведущих мест в госпрограммах многих стран. При этом процент рецидивов среди подростков, например, в Европе значительно ниже, чем в Российской Федерации.
В Норвегии, где 80% подростков с асоциальным поведением охвачены психотерапией, он составляет примерно 20%. В России в 2017 году, по данным журнала ФСИН «Вестник уголовно-исполнительной системы», этот показатель — почти 60%.
Связываюсь с Геленой Ивановой по видеосвязи, и она начинает свою речь без моего вопроса.
— Я сейчас смотрела съёмки на РБК. Вот его (мальчика, совершившего нападение в школе в Улан-Удэ — Прим.ред.) показывают. Он спрыгнул с третьего этажа, ногу сломал. Лежит мальчишка, худенький, маленький, со сломанной ногой. И три здоровых мужика скручивают ему руки. Зачем, понимаете, зачем?..
Я борюсь с ветряными мельницами. Я просто уже устала. Обществу эти дети не нужны. Они сидят у меня в кабинете — по пятьдесят приёмов в месяц. Я знаю все их тайны, все их преступления, всё, что произошло в их семье… Представляете, сколько через меня боли проходит детской?
— Нет, я, конечно, не представляю.
— Всё, что произошло в этих школах, говорит о том, что у этих детей есть причины для ненависти. Есть там, внутри, понимаете, в семье. Как показывает моя практика, таких детей могли бить, унижать, и такая агрессия стала отыгрыванием вовне их собственной травматизации и агрессии. И ещё. Они пришли не просто совершить преступление, они пришли умирать в школы. Это их нежелание жить, своего рода самоубийство.
— А почему публично и громко?
— Они об этом не думают. Они не хотят жить. И выбирают такой способ закончить свою жизнь.
— Мне сложно в это поверить. Колоть детей ножом, рубить топором — это психологически тяжело даже взрослому.
— Это предпсихотическое состояние. Надо было очень постараться, чтобы детей довести до него — и семье, и внешним обстоятельствам. В таком состоянии реальность не тестируется. Мне очень жаль, что этим детям вовремя не помогли, а из-за этого пострадали другие дети и взрослые.
Они не хотели жить, здесь надо искать ответы. Кто причинил этим детям [такое] зло, что в них появилась такая агрессия, что они перестали хотеть жить? Ответ могут дать только сами дети. Но их «казнят». Государственная машина перемолотит, даже не заметив их существования. Как не замечала и до преступления.
— Вы, я так понимаю, уже много читали материалов по этим ребятам.
— Конечно, конечно, я всё, что произошло, понимаю. Я диагност.
— Сейчас начинают искать связи между событиями в Перми и Улан-Удэ.
— Это паранойя, поиск внешнего врага. Так же, как с «группами смерти». Ко мне же много детей приезжало на консультации из «групп смерти», очень много. Дети, которые всё это совершают — это дети с тяжёлой клинической депрессией, которым нужна помощь психиатра. Никто не пойдёт прыгать с крыши, если у него нет тяжёлой формы клинической депрессии.
Те, кто регистрируются [в «группах смерти»] просто поиграться — дети не в депрессии, они не будут прыгать. Поэтому это всё фантазии взрослых, не специалистов, не понимающих, что такое суицидальное состояние.
— Фантазия — что причиной суицидов послужили «группы смерти»?
— Конечно. Каждая субкультура — панки, хиппи, эмо, субкультура «групп смерти» и то, что мы сейчас называем «Колумбайн» — соотносится с травматизацией конкретного ребенка. Любая субкультура — это некий «остров» подростковой идентичности. Все эти агрессивные группы — да, это дети, у которых внутри много агрессии. Но агрессия-то имеет причину! Она не из картинок из компьютера.
— Не субкультура первична, а травма.
— Собственная травма подцепляется к субкультуре. Каждая субкультура конкретному психологическому портрету соответствует. Легко сказать — группы… Удобно — искать виноватых во вне.
У этих детей психопатология развития. А психопатология — это семья. Вот я читаю, простая картинка (речь о произошедшем в Улан-Удэ — прим.ред.): закрытый военный городок, три ребёнка в семье, отчим. Отец был в ВДВ, отчим — в ВДВ.
Это люди с конкретным мышлением, достаточно жёсткие. Если они ещё и служили в горячих точках, это агрессия колоссальная. Их даже в терапию не берут — людей, которые служили в горячих точках.
Мальчик, скорей всего, старший. Двойка, двойка, двойка… Вот он и ответ. Затерроризировали дома, затерроризировали в школе, он не нашёл ничего лучшего… Да, насмотрелся, но если бы не было агрессии внутри, он мог бы и дальше смотреть. Все дети сейчас смотрят боевики и [фильмы] про убийства, этим наполнен интернет.
— События произошли друг за другом. Нападение в Перми спровоцировало нападение в Улан-Удэ?
— Я даже не уверена, знал ли мальчик о том, что произошло в Перми. Они что, смотрят новости? Мы можем фантазировать, но не знаем наверняка.
— А историю ребят из Перми вы восстанавливали?
— [Бросается в глаза то, что] матери не пришли в больницу. Знаете, мне трудно представить, что должен совершить мой ребёнок, чтобы я не пришла к нему. Если помните мальчика из Ивантеевки (нападение на учителя в подмосковной Ивантеевке было совершено в сентябре 2017 года — Прим.Ред.), там родители даже не пришли на суд.
Вот оно, благополучие. Люди путают… [Считают, что,] если папа профессор или военный, то семья не может быть плохой. Люди путают социальное благополучие с психическим здоровьем. Это разные вещи. У тебя может быть пять высших образований, но ты можешь быть последним садистом. Эти семьи неблагополучны.
— Но внешне для общества могут быть благополучными.
— Для общества. А для ребёнка они вырастили психопатологию.
«Выписывают штрафы. Вся работа».
— На что тогда ориентироваться? Получается, учёт в КДН нам адекватных ориентиров не даёт — в одном из интервью вы говорили, что 70% несовершеннолетних правонарушителей, с которыми вы работали, на учёте не состояли.
— [Надо наблюдать за тем, что происходит] в школе. Например, ребёнок начинает себя плохо вести.
Психику ребёнка формируют родители, и она формируется до семи лет, понимаете? Она не формируется в подростковом возрасте, они не становятся убийцами в подростковом возрасте.
— В пубертате потом всё всплывает?
— Конечно. [В пубертате] любой триггер [может спровоцировать преступление] (триггер в психологии — событие, вызывающее у человека внезапное «репереживание» психологической травмы — Прим.ред.)
Вот у меня сейчас мальчик [на терапии]. Вроде домашний ребёнок. 12 лет, хорошо учится. Отец погиб трагически, когда ему было шесть лет. Он ходит к нему на могилу плакать. И оказалось, отчим бьёт его. Представляете, какое это унижение?
Мальчик здоровый психически, у меня такие редко попадаются. Он не может сдать сдачу отчиму, поэтому со всеми дерётся. Если с ним не работать, в 14 лет его привлекут к уголовной ответственности, и на его будущем будет поставлен крест.
— Это всегда можно увидеть по поведению? Кто-то привлекает к себе внимание, ведёт себя агрессивно…
— Двоечники в классе, вы же сами учились и знаете. Которых сажают назад. Которые дерутся постоянно. Которые начинают в 11 лет пить, курить.
— А если они в себя уходят, если ребёнок замкнутый?
— Это, наверно, тревожный ребёнок, который не может отвечать у доски. Тоже повод идти к специалисту.
Получается, нужно читать просветительские лекции учителям. Нужно переучивать [школьных] психологов. Психологи не обучены работе с девиациями, они не знают, что такое линии развития, не знают, что такое структура психики, как она формируется, как её исправить.
— И в Перми, и в Улан-Удэ девиантное поведение подростков так или иначе проявлялось. И, вроде бы, у нас есть внутришкольный контроль. И, вроде бы, школьные психологи и, вроде бы, комиссии по делам несовершеннолетних. Но не сработало ничего.
— Не сработало ничего. Психологи, что они делают? Вызывают в кабинет и читают нотацию. Это вся их работа. В КДН приходят — маме выписывают штраф. Девочка ко мне попала в 17 лет с пятью попытками суицида. Девять лет на учёте состояла! Везде! Понимаете?
В КДН, школе, «опеке»… Где только не состояла. В итоге она совершила ещё одну попытку суицида, совершила преступление, у неё мама совершила [суицид]. Где здесь работа?! Выписывают штрафы. Вся работа.
— А то, что у нас называется «восстановительными технологиями»?
— Примирение сторон обязательно должно быть, я согласна. Во всём мире так работают: если ребёнок оступился, важно, чтобы было примирение. Но не так — примирился, пошёл домой. А нарушение-то куда делось? Никуда не делось, осталось внутри ребёнка.
— То есть мы раны повидлом намазываем.
— Лечат симптомы. Тут плохо, тут подмазал, там подмазал. А причину не лечат.
— Плюс силён компонент наказания, навешивания ярлыков?
— Да, да. Как может чиновник, незнакомый с тем, что такое девиация, говорить о том, что это экстремизм? Если у ребёнка не нарушено развитие, он не пойдёт никого убивать.
— А за компанию? А «на слабо»?
— И за компанию не пойдёт, и «на слабо». Если у ребёнка здоровая психика, он никуда не пойдёт. У него есть инстанция совести, понимаете? Здоровая психика — это когда в семь лет есть инстанция совести, собственной. Не мамина-папина и ремень, а собственная.
В колонии, например, ты должен вести себя хорошо, иначе накажут. Это к собственной совести не имеет никакого отношения. Поэтому они выходят — её как не было, так и нет. Работа психоаналитическая, глубинная — вернуть все структуры психики к нормальному развитию. Всё, что было нарушено. Она должна минимум два года идти. Потому что это ювелирная и долгая, очень долгая работа.
— Почему кто-то из детей с нарушениями психики пытается покончить жизнь самоубийством, начинает употреблять наркотики или совершает преступление, а кто-то нет? Откуда стержень?
— [Срабатывают] сублимационные механизмы (в психологии — перенаправление энергии на достижение социально приемлемых целей — Прим.ред.). Творчество, учёба, спорт. Так устроена психика — каждый ребёнок вырабатывает собственный защитный механизм, чтобы не сойти с ума. У меня есть взрослые с колоссальной травматизацией. Они заканчивали институты с отличием. Травма осталась, но за счёт сублимации они выжили, не ушли в девиацию.
— Возможно спрогнозировать, какой человек с травмой уйдёт в девиацию, а какой в сублимацию?
— Невозможно. Это индивидуальный процесс. Мы не можем дать таблетку, чтобы сработал сублимационный механизм. Справился ребёнок — не справился, вот и всё. Кому-то везёт, это правда. Детям, совершившим эти нападения, не повезло. Сейчас они изгои, они пойдут в колонию.
— Если почитать соцсети, там и о смертной казни говорят.
— Конечно. Жертвы стали палачами.
— Мы говорим о ключевой роли семьи в формировании психики. Какие могут быть проблемы, которые провоцируют отклонения? Понятно, что насилие. Что ещё?
— Развод родителей, наркомания и алкоголизм родителей, утрата близких, унижение и травля со стороны ровесников, унижение и пренебрежение со стороны близких, психологическое и сексуальное насилие. Безотцовщина, асоциальное поведение матери. Очень много патологий от сексуальных отношений матери в присутствии ребёнка. В буквальном смысле. Одна комната, в ней дети, мать приводит любовника, и всё это происходит на глазах детей. Очень много таких случаев.
— На что это влияет?
— Это на психологическое развитие влияет, психотическое состояние у детей [возникает], тот самый психоз. Самые тяжёлые дети — там, где сексуализация была со стороны родителей. Секс должен быть для ребёнка фантазией, он не должен видеть [как родители занимаются сексом].
— Когда мы говорим про безотцовщину. Отсутствие отца ведь не означает автоматически психопатологию.
— Совесть. Отец — это то, что разделяет мать и ребёнка и формирует правила, мораль. Что можно, что нельзя. Эти дети [совершившие преступления] — почти все без отцов. Или папа такой, который лежит на диване и ни в чём не участвует. Мама всё решает, мама ребёнка захватила, папы в психике детей нету.
Захват ребёнка, особенно мальчика, если нет отца — частое явление. Что такое пубертат? Период отделения. А мамы вцепились в них, не отпускают их от себя. Мальчики моют в душе своих мам, спят с ними в кровати, обнажённые... Вы не представляете, сколько нарушений детско-родительских отношений!
Нельзя после пяти лет мыть ребёнка — он должен мыться сам. Нельзя говорить: «Какой ты уродец» или «Я тебя родила от уродца». Никогда не нужно унижать фигуру отца, даже если он последний алкоголик. Понимаете? И этих нарушений… Если я буду список приводить, он получится большим.
— Но это всегда набор условий?
— Конечно, там много нарушений сразу. Это комплекс. И это семейный сценарий, который из поколения в поколение передаётся. Такое явление называется трансгенерационная передача. Его сложно объяснить разумно, это невероятно, но об этом везде пишется. Даже в судебной психотерапии. Всегда, как минимум, мы можем проследить три поколения. Бабушка, мать и ребёнок.
И ещё: этих детей никто не любил. О них, наверное, заботились, их кормили, обучали. Но использовали для каких-то своих бессознательных [целей] и не любили. Я пишу сейчас научную работу — что такое девиантное материнство. У каждого девиантного ребёнка — девиантная мать.
Продолжение следует.
Оригинал материала: https://59.ru/text/gorod/391033397723136.html
Психотерапевтическая работа с трудными подростками занимает одно из ведущих мест в госпрограммах многих стран. При этом процент рецидивов среди подростков, например, в Европе значительно ниже, чем в Российской Федерации.
В Норвегии, где 80% подростков с асоциальным поведением охвачены психотерапией, он составляет примерно 20%. В России в 2017 году, по данным журнала ФСИН «Вестник уголовно-исполнительной системы», этот показатель — почти 60%.
Связываюсь с Геленой Ивановой по видеосвязи, и она начинает свою речь без моего вопроса.
— Я сейчас смотрела съёмки на РБК. Вот его (мальчика, совершившего нападение в школе в Улан-Удэ — Прим.ред.) показывают. Он спрыгнул с третьего этажа, ногу сломал. Лежит мальчишка, худенький, маленький, со сломанной ногой. И три здоровых мужика скручивают ему руки. Зачем, понимаете, зачем?..
Я борюсь с ветряными мельницами. Я просто уже устала. Обществу эти дети не нужны. Они сидят у меня в кабинете — по пятьдесят приёмов в месяц. Я знаю все их тайны, все их преступления, всё, что произошло в их семье… Представляете, сколько через меня боли проходит детской?
— Нет, я, конечно, не представляю.
— Всё, что произошло в этих школах, говорит о том, что у этих детей есть причины для ненависти. Есть там, внутри, понимаете, в семье. Как показывает моя практика, таких детей могли бить, унижать, и такая агрессия стала отыгрыванием вовне их собственной травматизации и агрессии. И ещё. Они пришли не просто совершить преступление, они пришли умирать в школы. Это их нежелание жить, своего рода самоубийство.
— А почему публично и громко?
— Они об этом не думают. Они не хотят жить. И выбирают такой способ закончить свою жизнь.
— Мне сложно в это поверить. Колоть детей ножом, рубить топором — это психологически тяжело даже взрослому.
— Это предпсихотическое состояние. Надо было очень постараться, чтобы детей довести до него — и семье, и внешним обстоятельствам. В таком состоянии реальность не тестируется. Мне очень жаль, что этим детям вовремя не помогли, а из-за этого пострадали другие дети и взрослые.
Они не хотели жить, здесь надо искать ответы. Кто причинил этим детям [такое] зло, что в них появилась такая агрессия, что они перестали хотеть жить? Ответ могут дать только сами дети. Но их «казнят». Государственная машина перемолотит, даже не заметив их существования. Как не замечала и до преступления.
— Вы, я так понимаю, уже много читали материалов по этим ребятам.
— Конечно, конечно, я всё, что произошло, понимаю. Я диагност.
— Сейчас начинают искать связи между событиями в Перми и Улан-Удэ.
— Это паранойя, поиск внешнего врага. Так же, как с «группами смерти». Ко мне же много детей приезжало на консультации из «групп смерти», очень много. Дети, которые всё это совершают — это дети с тяжёлой клинической депрессией, которым нужна помощь психиатра. Никто не пойдёт прыгать с крыши, если у него нет тяжёлой формы клинической депрессии.
Те, кто регистрируются [в «группах смерти»] просто поиграться — дети не в депрессии, они не будут прыгать. Поэтому это всё фантазии взрослых, не специалистов, не понимающих, что такое суицидальное состояние.
— Фантазия — что причиной суицидов послужили «группы смерти»?
— Конечно. Каждая субкультура — панки, хиппи, эмо, субкультура «групп смерти» и то, что мы сейчас называем «Колумбайн» — соотносится с травматизацией конкретного ребенка. Любая субкультура — это некий «остров» подростковой идентичности. Все эти агрессивные группы — да, это дети, у которых внутри много агрессии. Но агрессия-то имеет причину! Она не из картинок из компьютера.
— Не субкультура первична, а травма.
— Собственная травма подцепляется к субкультуре. Каждая субкультура конкретному психологическому портрету соответствует. Легко сказать — группы… Удобно — искать виноватых во вне.
У этих детей психопатология развития. А психопатология — это семья. Вот я читаю, простая картинка (речь о произошедшем в Улан-Удэ — прим.ред.): закрытый военный городок, три ребёнка в семье, отчим. Отец был в ВДВ, отчим — в ВДВ.
Это люди с конкретным мышлением, достаточно жёсткие. Если они ещё и служили в горячих точках, это агрессия колоссальная. Их даже в терапию не берут — людей, которые служили в горячих точках.
Мальчик, скорей всего, старший. Двойка, двойка, двойка… Вот он и ответ. Затерроризировали дома, затерроризировали в школе, он не нашёл ничего лучшего… Да, насмотрелся, но если бы не было агрессии внутри, он мог бы и дальше смотреть. Все дети сейчас смотрят боевики и [фильмы] про убийства, этим наполнен интернет.
— События произошли друг за другом. Нападение в Перми спровоцировало нападение в Улан-Удэ?
— Я даже не уверена, знал ли мальчик о том, что произошло в Перми. Они что, смотрят новости? Мы можем фантазировать, но не знаем наверняка.
— А историю ребят из Перми вы восстанавливали?
— [Бросается в глаза то, что] матери не пришли в больницу. Знаете, мне трудно представить, что должен совершить мой ребёнок, чтобы я не пришла к нему. Если помните мальчика из Ивантеевки (нападение на учителя в подмосковной Ивантеевке было совершено в сентябре 2017 года — Прим.Ред.), там родители даже не пришли на суд.
Вот оно, благополучие. Люди путают… [Считают, что,] если папа профессор или военный, то семья не может быть плохой. Люди путают социальное благополучие с психическим здоровьем. Это разные вещи. У тебя может быть пять высших образований, но ты можешь быть последним садистом. Эти семьи неблагополучны.
— Но внешне для общества могут быть благополучными.
— Для общества. А для ребёнка они вырастили психопатологию.
«Выписывают штрафы. Вся работа».
— На что тогда ориентироваться? Получается, учёт в КДН нам адекватных ориентиров не даёт — в одном из интервью вы говорили, что 70% несовершеннолетних правонарушителей, с которыми вы работали, на учёте не состояли.
— [Надо наблюдать за тем, что происходит] в школе. Например, ребёнок начинает себя плохо вести.
Психику ребёнка формируют родители, и она формируется до семи лет, понимаете? Она не формируется в подростковом возрасте, они не становятся убийцами в подростковом возрасте.
— В пубертате потом всё всплывает?
— Конечно. [В пубертате] любой триггер [может спровоцировать преступление] (триггер в психологии — событие, вызывающее у человека внезапное «репереживание» психологической травмы — Прим.ред.)
Вот у меня сейчас мальчик [на терапии]. Вроде домашний ребёнок. 12 лет, хорошо учится. Отец погиб трагически, когда ему было шесть лет. Он ходит к нему на могилу плакать. И оказалось, отчим бьёт его. Представляете, какое это унижение?
Мальчик здоровый психически, у меня такие редко попадаются. Он не может сдать сдачу отчиму, поэтому со всеми дерётся. Если с ним не работать, в 14 лет его привлекут к уголовной ответственности, и на его будущем будет поставлен крест.
— Это всегда можно увидеть по поведению? Кто-то привлекает к себе внимание, ведёт себя агрессивно…
— Двоечники в классе, вы же сами учились и знаете. Которых сажают назад. Которые дерутся постоянно. Которые начинают в 11 лет пить, курить.
— А если они в себя уходят, если ребёнок замкнутый?
— Это, наверно, тревожный ребёнок, который не может отвечать у доски. Тоже повод идти к специалисту.
Получается, нужно читать просветительские лекции учителям. Нужно переучивать [школьных] психологов. Психологи не обучены работе с девиациями, они не знают, что такое линии развития, не знают, что такое структура психики, как она формируется, как её исправить.
— И в Перми, и в Улан-Удэ девиантное поведение подростков так или иначе проявлялось. И, вроде бы, у нас есть внутришкольный контроль. И, вроде бы, школьные психологи и, вроде бы, комиссии по делам несовершеннолетних. Но не сработало ничего.
— Не сработало ничего. Психологи, что они делают? Вызывают в кабинет и читают нотацию. Это вся их работа. В КДН приходят — маме выписывают штраф. Девочка ко мне попала в 17 лет с пятью попытками суицида. Девять лет на учёте состояла! Везде! Понимаете?
В КДН, школе, «опеке»… Где только не состояла. В итоге она совершила ещё одну попытку суицида, совершила преступление, у неё мама совершила [суицид]. Где здесь работа?! Выписывают штрафы. Вся работа.
— А то, что у нас называется «восстановительными технологиями»?
— Примирение сторон обязательно должно быть, я согласна. Во всём мире так работают: если ребёнок оступился, важно, чтобы было примирение. Но не так — примирился, пошёл домой. А нарушение-то куда делось? Никуда не делось, осталось внутри ребёнка.
— То есть мы раны повидлом намазываем.
— Лечат симптомы. Тут плохо, тут подмазал, там подмазал. А причину не лечат.
— Плюс силён компонент наказания, навешивания ярлыков?
— Да, да. Как может чиновник, незнакомый с тем, что такое девиация, говорить о том, что это экстремизм? Если у ребёнка не нарушено развитие, он не пойдёт никого убивать.
— А за компанию? А «на слабо»?
— И за компанию не пойдёт, и «на слабо». Если у ребёнка здоровая психика, он никуда не пойдёт. У него есть инстанция совести, понимаете? Здоровая психика — это когда в семь лет есть инстанция совести, собственной. Не мамина-папина и ремень, а собственная.
В колонии, например, ты должен вести себя хорошо, иначе накажут. Это к собственной совести не имеет никакого отношения. Поэтому они выходят — её как не было, так и нет. Работа психоаналитическая, глубинная — вернуть все структуры психики к нормальному развитию. Всё, что было нарушено. Она должна минимум два года идти. Потому что это ювелирная и долгая, очень долгая работа.
— Почему кто-то из детей с нарушениями психики пытается покончить жизнь самоубийством, начинает употреблять наркотики или совершает преступление, а кто-то нет? Откуда стержень?
— [Срабатывают] сублимационные механизмы (в психологии — перенаправление энергии на достижение социально приемлемых целей — Прим.ред.). Творчество, учёба, спорт. Так устроена психика — каждый ребёнок вырабатывает собственный защитный механизм, чтобы не сойти с ума. У меня есть взрослые с колоссальной травматизацией. Они заканчивали институты с отличием. Травма осталась, но за счёт сублимации они выжили, не ушли в девиацию.
— Возможно спрогнозировать, какой человек с травмой уйдёт в девиацию, а какой в сублимацию?
— Невозможно. Это индивидуальный процесс. Мы не можем дать таблетку, чтобы сработал сублимационный механизм. Справился ребёнок — не справился, вот и всё. Кому-то везёт, это правда. Детям, совершившим эти нападения, не повезло. Сейчас они изгои, они пойдут в колонию.
— Если почитать соцсети, там и о смертной казни говорят.
— Конечно. Жертвы стали палачами.
— Мы говорим о ключевой роли семьи в формировании психики. Какие могут быть проблемы, которые провоцируют отклонения? Понятно, что насилие. Что ещё?
— Развод родителей, наркомания и алкоголизм родителей, утрата близких, унижение и травля со стороны ровесников, унижение и пренебрежение со стороны близких, психологическое и сексуальное насилие. Безотцовщина, асоциальное поведение матери. Очень много патологий от сексуальных отношений матери в присутствии ребёнка. В буквальном смысле. Одна комната, в ней дети, мать приводит любовника, и всё это происходит на глазах детей. Очень много таких случаев.
— На что это влияет?
— Это на психологическое развитие влияет, психотическое состояние у детей [возникает], тот самый психоз. Самые тяжёлые дети — там, где сексуализация была со стороны родителей. Секс должен быть для ребёнка фантазией, он не должен видеть [как родители занимаются сексом].
— Когда мы говорим про безотцовщину. Отсутствие отца ведь не означает автоматически психопатологию.
— Совесть. Отец — это то, что разделяет мать и ребёнка и формирует правила, мораль. Что можно, что нельзя. Эти дети [совершившие преступления] — почти все без отцов. Или папа такой, который лежит на диване и ни в чём не участвует. Мама всё решает, мама ребёнка захватила, папы в психике детей нету.
Захват ребёнка, особенно мальчика, если нет отца — частое явление. Что такое пубертат? Период отделения. А мамы вцепились в них, не отпускают их от себя. Мальчики моют в душе своих мам, спят с ними в кровати, обнажённые... Вы не представляете, сколько нарушений детско-родительских отношений!
Нельзя после пяти лет мыть ребёнка — он должен мыться сам. Нельзя говорить: «Какой ты уродец» или «Я тебя родила от уродца». Никогда не нужно унижать фигуру отца, даже если он последний алкоголик. Понимаете? И этих нарушений… Если я буду список приводить, он получится большим.
— Но это всегда набор условий?
— Конечно, там много нарушений сразу. Это комплекс. И это семейный сценарий, который из поколения в поколение передаётся. Такое явление называется трансгенерационная передача. Его сложно объяснить разумно, это невероятно, но об этом везде пишется. Даже в судебной психотерапии. Всегда, как минимум, мы можем проследить три поколения. Бабушка, мать и ребёнок.
И ещё: этих детей никто не любил. О них, наверное, заботились, их кормили, обучали. Но использовали для каких-то своих бессознательных [целей] и не любили. Я пишу сейчас научную работу — что такое девиантное материнство. У каждого девиантного ребёнка — девиантная мать.
Продолжение следует.
Оригинал материала: https://59.ru/text/gorod/391033397723136.html
Комментариев нет:
Отправить комментарий